Михаил ГЕРМАН: Первые профессиональные шаги Татьяны Лысак-Польщук – начало девяностых.

Как и многим ее сверстникам, ей пришлось искать и находить собственную индивидуальность на излете не только века — тысячелетия, когда еще недавние художественные устои рушились, когда столь желанная свобода не столько радовала, сколько внушала тревогу, когда арт-бизнес решительно вытеснял постылую, но столь привычную идеологию, когда отсутствие запретов часто и слишком охотно интерпретировалось как небрежение качеством. Среди дымящихся руин прежних кумиров, под не утихшее эхо недавно еще казавшихся злободневными споров, в чаду презентаций и вернисажей, слишком многочисленных и шумных, чтобы быть значительными, на ледяных ветрах новой вольности не просто было становиться собою. И еще труднее — сохранять по крупицам все то, что накапливалось, то, из чего шаг за шагом складывается индивидуальность, без которой настоящего художника просто нет. Татьяна Лысак-Полищук имела и имеет существенное преимущество: серьезную академическую выучку, которой она пользуется бережно, но вовсе не рабски. старая мысль о том, что создать новое можно лишь хорошо узнав старые правила, куда как актуальна в пору, когда страсть к переменам так часто опережает способность к ним. Ученица Андрея Андреевича Мыльникова, мастера властного, умеющего подчинить себе индивидуальность начинающих художников, Татьяна сумела вынести из мастерской своего наставника, пожалуй, лучшее: внимательное отношение к цвету и валерам, уважение к артистизму, открытое пристрастие к привлекательности, активному эстетизму картины. Наконец, и известную театральность, фантазию. Были и занятия в Париже в Cite des Arts. Ко всему этому молодая художница добавила собственное пристрастие к карнавалу, игре, к портрету, который принято называть «травести» (костюмированный портрет, портрет-маска). При этом сохранила приверженность к простейшим изначальным жанрам живописи: пейзаж, портрет, натюрморт. Она не пишет «тематических» картин, сюжеты ее не интересуют. Если и есть у нее сюжеты — то в качестве чисто художественной интриги, скорее мотивы, нежели поддающиеся пересказу события. Действительно, Татьяна Лысак-Полищук почти не «сочиняят картины», но она вовсе не та данница натуры, как может показаться. Она смотрит на мир сквозь призму собственной фантазии, стекло которой чуть подернуто амальгамой былых художественных ассоциаций. Что и говорить: наша визуальная память перенасыщена ныне не столько образами реальности, сколько образами искусства. Знаток, профессионал, случайный зритель — все они в большей или меньшей степени обладают тем, что Андре Моруа назвал более полувека назад «Воображаемым музеем», а Герман Гессе еще раньше «Картинным залом души». Меж объективным миром и нашим восприятием — гигантский массив художественных интерпретаций. Да и само искусство стало нынче нераздельной частью «объективного мира». Такова данность — хотим мы того или нет. Для Татьяны Лысак-Полищук такой «частью объективного мира» стала, несомненно эпоха, обозначаемая обычно понятием «модерн», и искусство этой эпохи. Речь не только о пристрастии художницы к легкой изломанности линий, остро очерчивающих удлиненные фигуры, к словно бы усталой колористической гармонии и т.д. Скорее, можно сказать, что Татьяна старается придать стилистику модерна не просто своей кисти, но — более того — изначально увидеть в этой стилистике самих героев будущих своих полотен. Она их не только додумывает, порой и сочиняет. Может показаться, художница пишет не просто человека, который перед ней, но некий персонаж, возникший между реальностью и ее воображением. И сочиненный этот персонаж с одной стороны обостряет черты человека реального, а с другой — входит в картину словно бы из иного мира, образуя единый синтетический образ. Портреты Татьяны Лысак — Полищук чудятся всегда наряженными в полумаску, за которой подлинные черты угадываются, но все же остаются скрытыми. Порой тому способствует костюм — то откровенно маскарадный, то слегка стилизованный, порой обстановка. Но подлинной удачей становятся, разумеется, портреты, где все это растворено в самом веществе живописи, в фактуре, рельефе мазка, где атмосфера былых времен реализуется в ритмах, соцветиях, соотношении пятен и масс. Действительно, нынче открытая стилизация вряд ли может быть поставлена в упрек художнику, ежели он тонко и точно ощущает материал, ушедшее время и его вкусы, ежели он сознательно говорит языком, отчасти даже и архаичным. И Татьяна, погружая свои персонажи в художественную плазму столетней давности, наделяя не только людей, но и предметы чертами почти забытых лет, с веселым лукавством наблюдает за тем, как ведут себя они — и люди и вещи — в сегодняшнем мире ее холстов, какой диалог возникает меж прошлым и нынешним: ведь смотрит на них сегодняшний зритель. Мир Татьяны Лысак-Полищук откровенно призрачен, сценичен: здесь, как говорил Гамлет: «Все это в шутку, отравленье в шутку». Наша художница далека от шекспировских страстей, но и впрямь в веселых ее композициях чудится тревога, в грустных — улыбка. Впрочем, далеко не всегда искусство ее мерцает обманчивыми маскарадными огнями. Ее натюрморты — неожиданные примеры сурового и прямого диалога с натурой, живописная манера обретает темперамент, краски ложатся плотно, образуя густую, энергичную, порой пастозную массу. Легкий, танцующий мазок уступает место суровой гармонии широко прописанных пятен, предметы впаяны в холст. Это же можно сказать и об ее пейзажах. Татьяна, как был уже случай упомянуть, работала в Париже, который сумела понять как художник, проникнуться обаянием города, его древних и отважных художественных традиций. Возможно оттуда — строгая поэзия ее пейзажей, ясных и задумчивых, изредка, впрочем, вспыхивающих колористическим ликованием. В разнице меж карнавальными мотивами и простыми натюрмортами я вовсе не склонен видеть принципиальные противоречия или непоследовательность. Это просто разные направления поисков, возможно еще и не пришедших к синтезу. Но именно в этом поле напряжения между призрачной пассеистической прельстительностью воображаемого и ясной простотой сущего живет и очень серьезно трудится Татьяна Александровна Лысак-Полищук. Трудится в поисках самой себя.